2002 - 2003
* * *
Не чисти перья у порога,
Шагни налево и замри:
Тут, кажется, считают Бога,
Сгибая пальцы: раз, два, три!
Вот так, неделю за неделей
Спиралью скручивая пядь,
Мы, кажется, поднаторели
В своём умении считать.
Мы стали видеть слишком много,
И так, пуская пузыри,
Мы, кажется, познали Бога,
Расставив пальцы: раз, два, три!
Такое качество фаланги
Ложится тушью на места,
Где ваши Боры, Канты, Планки -
Лишь клетки чистого листа.
Движенье пальцев - нить парабол
И суть гипербол бытия;
Вот так, скольженьем с ногтя на пол,
Родится космос, ты и я.
Родится так.
Ещё немного…
Ещё немножко…
Всё - бери:
Мы, кажется, сломали Бога,
Сломав все пальцы: раз, два, три!
Дворник
Природа дворника чиста,
Поскольку каждый раз
Метла - лишь рукоять креста,
Сокрытого от нас.
И тем, кто в этот раз не ест,
Отрадно посмотреть,
Как носится незримый крест,
Благословляя твердь.
Но вот закончены труды,
И дворник, как вода,
Собрав упавшие пруты
Исчезнет без следа.
А кто по молодости лет
Пока что на двоих -
Те ходят по святой земле,
Но Бог возьмёт и их.
Автобиография
Пока я грёб по жизни рваным кедом,
Моя перегулявшая родня
Грузилась перед шёлковым последом
И всё со страхом щупала меня.
Крутясь юлой с колена на колено,
По воле озадаченных сычей
Мои неодинаковые гены
Укладывались вроде кирпичей.
И башенкой, утоптанной работать
Опорой дома пьяного стыда,
- Икона! - под накинутую копоть
Я был сокрыт на долгие года.
А там любой, почти на дармовщину
Берущий воздух комнаты в наём,
Мог вычертить любую чертовщину
На потемневшем образе моём.
И долго так - противно и без спешки -
Шагали дни по воздуху в загон.
На небе духи лопали пельмешки -
Сочились слёзы с каменных икон.
Пока, привстав от битого корыта,
Моя осатаневшая родня,
Крутя ключом на темечке зенита,
Перевернула небо на меня.
И Божий зрак, мной тронутый в зеницу
В кривых натёках ангельской слюны,
Сквозь едкий дым, как через рукавицу,
Учуял жар от каменной стены.
И воцарив минутное затишье,
Господь познал,
и выполол,
и мне
Велел расти, башкой сдвигая крыши,
Ступнями оставаясь на говне.
И так расту, ломая, как орешки,
Стальные гроздья звёздной мишуры.
Повыше - духи. Лопают пельмешки.
Пока сидят.
Но только - до поры.
Меня
Меня вчера нашли в капусте
И завтра же заквасят в ней,
Чтоб, потонув в жестоком хрусте,
Я стал пригодней и скромней.
Зато потом раскурят в трубке,
Зальют в бутыльное литьё,
Во чьи-то розовые губки
Влагая горлышко моё;
Разбрызжут синью по бумагам;
Загнав в швейцарские часы,
Прогонят кубарем и шагом
И шубой крашеной лисы;
И что бы там ни отвечало
Поветриям последних мод,
Повысят в чине...
Для начала -
Стеречь капустный огород...
Дон-Кихот
Квартиры бледное бельмо
Не стоит мысли Дон-Кихота,
Которому скакать охота,
В прихожей оседлав трюмо.
Он - с этажа на этажи,
Ломая форточки и дверцы,
Дорогой, выкрашенной перцем
Его размолотой души.
Его гвоздичное копьё
Разит подонков без разбору,
Втыкая листяную шпору
В сердца забывших про неё.
И перепуганный бедлам,
Скуля и подбирая лапы,
Летит на пол, и лапы - на пол,
И что-то там ещё -
про мам.
А наверху, ломая пять,
Тем часом азеры и геи
Сдирают кольца Дульсинеи -
Им больше нечего терять...
* * *
Пока мне плохо - хорошо
Твоим ежам на книжной полке
Кататься в хлорке и карболке,
И спать, и бегать нагишом.
Пока мне плохо - зашибись
Твоим часам, ломая стены,
Метаньем гирь в моё колено
Так зарабатывать на жизь.
Твой кот - и тот не так уж прост:
Засев в аквариумной мути,
Он еле слышно - "ути - ути" -
Кого-то ловит там на хвост.
И належавшийся ничком,
Конечно, он не спрыгнет на пол
И ног, которые не лапал,
Не оботрёт тугим бочком.
Вот если б знать наверняка,
Что в вихре этого разгула
Тебя саму хоть чуть лизнуло
Святое небо свысока,
Что в светской комнате своей,
Свои глаза сведя попарно,
Сидишь над книгой не бульварной,
Мне стало лучше бы - ей-ей!
* * *
Умер кот с какой-то дряни.
Замороженный, кривой,
Он валялся возле бани.
Видно было - не впервой.
А соседский пёс-плутишка,
Повертевшись, расхрабрясь,
Вынес этакую фишку
Добрым людям на показ.
И присев тихонько сзади,
Будто думал, обормот:
"Посмотрите, нате, нате,
Он не страшный, этот кот".
* * *
Тяжела судьба Павлухи,
Потому что - во и во -
Позолоченные мухи
Ходят в темечке его.
И, склонив святое ухо,
Каждый день ему с небес:
- Не печалься, есть, Павлуха,
Время мух, как муз и месс!
Возвращение
Мой друг по призванию стал быкоборцем.
Возвращаясь с войны за Потерянный Кряж,
Он наполнил одну из захваченных чаш
Истомившейся кровью свирепого горца.
И сам со смертельною раной в груди
Он так возвращался на красной кобыле,
Пока эскадронные лошади в мыле
Ступали на бабках, храпя позади.
Он так выходил и к котлу, и на круг -
С дымящимся сгустком смешавшейся крови.
Он клал эту чашу себе в изголовье,
Под бледную лунность, согнутую в крюк.
Он вступил на заре на родимый порог.
И мы видели все, приподнявшись с подушек:
Деревянной рукою, не глядя, не слушав,
Он в застывший багрец заливал кипяток.
И там, где смыкаются окна и сад,
Последней игрой кровоточащей кисти
Он писал виноградные лозы и листья,
Спешащих дельфинов и кротких ягнят.
Неживые белки обездвиженных глаз
В это утро, пространство и время пронизав,
Скакали ступенями горных карнизов
Под зажженными окнами видящих нас.
И уже уходя в сером пледе дождя
На безмолвный призыв тех сияющих окон
Он оставил нам тайнопись красных волокон -
Замирая глядеть и не знать трепеща…
В ковчеге
Никто не забыт, и ничто не забыто.
Мы дружно садимся в надёжный ковчег.
Там лев пожимает овечье копыто.
Там всем заправляет большой человек.
Он выцвел от блеска грохочущих молний,
Распявших на тучах оглохшую твердь.
Он двигает всласть языком-колокольней.
Он дно под водою намерен вертеть.
Бесстрашно седлающий нож волнореза,
Он мечет в небесную пену уду
И с хохотом тянет железную лесу
Дорогой, которой все ливни идут.
И хрупкое тельце, рябой ангелочек
Вот-вот ворковавший над дланью Творца,
Трепещет пелёнкой, разорванной в клочья
Крутящейся рамой кривого свинца,
Чтоб кубарем кануть сквозь люки и трюмы
В свинячьи кормушки на нижний этаж
Навстречу бездонному гуду коммуны:
- Обильной ловитвы нам грешным да дашь!...
|